К сожалению, рунет не оскудеет людьми сострадательными и в какой-то степени наивными. Мошенников, проводящих токсичные сборы (реальная цель в них расходится с декларируемой), за последние годы стало только больше. Печально, что нет специальных рычагов воздействия: ведь люди переводят деньги на счета добровольно, и связываться с «благотворителями» и забирать деньги хотят потом не все.
Пожалуй, токсичные сборы — самое худшее, что могло случиться после богатой и славной истории русской благотворительности. Такие сборы психологически дестабилизируют. Даже если человек очень хочет помочь, он все равно будет действовать с оглядкой «вдруг это мошенники». Не у всех есть желание и силы разбираться в ситуации. В итоге зачастую не помогают никому.
Выберу.ру рассматривает явление токсичной благотворительности и выясняет, как с ходу понять, что перед вами — токсичный сбор.
Традиция помогать обездоленным в России была объединяющей для всех слоев общества.
Великие княжны начала двадцатого века, когда началась Первая мировая война, работали сестрами милосердия в Царскосельском госпитале. Сельские сходы решали судьбы детей, ставших сиротами: обычно их оставляли на воспитание в той же общине, назначая нового опекуна, который принимал ребенка в семью.
Купцы и промышленники прошлого были известны не только своими богатствами и роскошными усадьбами, но и благотворительностью: Павел Третьяков оставил обществу после себя Третьяковскую галерею, Савва Морозов финансировал Московский художественный театр и проводил елки для детей городских бедняков. Строились вдовьи дома, открывались курсы для рабочих, школы, больницы.
Благотворительность была в обществе нормой — и осталась нормой после революции. Особенно ярко это видно по детям — в 1943 году, по статистике, в семьи приняли 117 тысяч сирот, а к началу 1945 года эта цифра выросла уже до 308 тысяч.
Казалось бы, ничто не сможет отвратить русского человека от помощи людям. Но тут появилась токсичная благотворительность.
Истории не известен «нулевой пациент» токсичной благотворительности.
Вероятно, на заре зарождения рунета, когда немногочисленные русскоязычные пользователи знали друг друга хотя бы по русскому сегменту Живого Журнала, кто-то из них кинул клич: а давайте поможем юзеру Маше с чем-то, например, купить зимнюю обувь. Мир рунета был юн и наивен, идею подхватили, юзеру Маше купили на зиму обувь, а сама идея «зашла» за счет того, что помощь действительно дошла до адресата.
Когда аудитория рунета выросла, а интернет провели в каждый карман, кто-то неизвестный додумался так же попросить помощи, но под надуманным предлогом. Собрать денег «на операцию ребенку», чье фото найдено в интернете. Или объявить сбор на срочное спасение сбитой кошки, фото которой тоже скачано из Сети.
Этот «нулевой пациент» получил то, что искал. Мошенники сообразили, что ниша свободна — и ринулись вперед.
Благотворительность в идеале подразумевает бескорыстную помощь нуждающемуся, когда один получает нужные ему деньги или другие ресурсы, а второй — чувство глубокого морального удовлетворения (и, возможно, социальное поощрение).
Токсичная благотворительность усиленно притворяется настоящей благотворительностью, но из схемы начисто исключена сама благая идея: тут граждане жертвуют суетящимся волонтерам под вопли «Скорее!», а судьбу средств проследить нельзя, потому что отчетов нет. В итоге действительно нуждающиеся люди остаются без помощи, мошенники стригут купоны, а жертвователи рано или поздно начинают чувствовать себя обманутыми. Вместо радости, помощи и надежды — алчность и скандалы, желание заработать на горе.
В «лучшем» случае из возможных токсичная благотворительность — окружение, которое собирает больному на лечение или выздоровление, руководствуясь не совсем желанием помочь, а скорее повысить себе самооценку, почувствовать себя великим и нужным. Хоть плохие дела зачастую и оправдывают результатом, надо помнить, что благотворительность должна идти от сердца, поэтому мотивация всегда имеет значение.
Еще одна разновидность токсической благотворительности — сборы на реально существующего человека с целью на нем нажиться. Хотят нажиться, как правило, или члены семьи (распространенная ситуация), или профессиональные волонтеры, предлагающие свои услуги родственникам по оформлению сбора в сети (еще более распространенная ситуация), или все сразу. В итоге таких сборов, как правило, наступает момент, когда уже нужно обнародовать сумму сбора и передать ее тем, кому она еще может помочь. В этот момент начинает технично сливаться группа, к рукам которой прилипло больше. О больном уже никто не вспоминает, увы.
Последняя разновидность — сборы, придуманные от начала и до конца. Несуществующие женщины, мужчины, дети, тяжелые диагнозы, фотографии и выписки, надерганные из разных мест. Пока не появились активисты, которые «отлавливают» подобные сборы и расследуют их со своими единомышленниками в соцсетях, такие случаи были куда чаще. Сейчас мошенники уже не рискуют, и схему сбора на несуществующее можно встретить разве что в соцсетях в единичном посте на лечение животного: меньше пожертвований и меньше зрителей, но и меньше шанс разоблачения.
Токсичными сборами занимаются не только профессиональные организаторы подозрительных сборов, но и целые фонды. В России есть не только известных и зарекомендовавшие себя как надежные фонды — есть и маленькие подозрительные организации, ведущие сборы такими же методами, как и токсичные волонтеры.
Есть и такие фонды, которые делают несколько разных сборов на одного и того же ребенка: деньги на больных детей сердобольные люди жертвуют охотно, но только при выяснении подробностей будет очевидно, что ребенок физически не сможет одновременно поехать от одного фонда в Турцию, от другого — в Корею, от третьего — в Израиль. Но недобросовестный фонд в последнюю очередь интересует вопрос, что делать больному.
Благо, что фонды можно проверить. Благотворительный фонд должен: не забывать про отчетность и публиковать документы по расходам, иметь банковские реквизиты вместо номеров карт и онлайн-кошельков, а в уставе должно быть четко прописано все, что можно сделать с собранными средствами.
Увы, уберечь себя от мошенника — предмет заботы личной, а не общественной. Недобросовестных сборщиков становится только больше, а специальных рычагов воздействия на них пока нет: люди переводят средства добровольно на помощь больным. Кого-то интересует судьба потраченного, а кого-то нет.
Токсичные сборы вредны не только отсутствием контроля и паразитированием на добросердечии.
Токсичные сборы опасны тем, что забирают надежду у настоящих больных. Когда известно, что среди просящих есть мошенники, не каждый захочет сам проверять сборы тех, кому действительно хочется помочь.
Токсичные сборы способны надолго отбить желание помогать кому бы то ни было. Если человек внес пожертвование, он вправе надеяться на благополучный исход ситуации — но что делать, если выясняется, что деньги уплыли совсем не в те руки?
Токсичные сборы дискредитируют саму идею помощи другим — и с этого начинается душевная черствость.
Кроме сборов на заведомо несуществующих больных, реальны сборы на действительно больных людей, которые не воспользуются собранными средствами.
Несколько лет назад в одном из российских городов-миллионников собирали деньги на лечение от рака молодой женщины. Ей было 25, у нее был полуторагодовалый сын — и быстро распространяющаяся злокачественная опухоль. Помочь больной пытались ее подруги — история стала известна в интернет-сообществах мам, и необходимые для лечения за границей деньги были собраны. Увы, женщина умерла через несколько часов после окончания сбора, не дождавшись отъезда к врачам.
Казалось бы, собранные деньги можно передать другим больным, например, такой же больной молодой матери. Но судьба нескольких миллионов рублей не ясна до сих пор. По слухам, отец погибшей планировал на собранные деньги купить для внука квартиру.
Спрашивать родственников умерших о том, куда пойдут собранные именно на лечение деньги — неприлично. С одной стороны, это действительно так, и никому не пожелаешь оказаться в такой ситуации «народным контролером». Но, как показывает практика, откуда-то же берутся люди, которые путают личные средства с благотворительными.
Новые квартиры, купленные в процессе сборов, и даже пластические операции по увеличению или изменению форм со словами «это бы так порадовало покойного/покойную» — к сожалению, это реальные и не единичные случаи.
Как справедливо отмечает Лана Машистова, которая больше десяти лет занимается в рунете проблемой токсичных сборов, благотворительность — это бизнес. Из своих наблюдений Лана вывела несколько критериев. По одному они могут не сигнализировать о токсичности сбора, но несколько сразу — повод задуматься.
сбор в режиме «Помогите срочно, а то случится непоправимое». Причина может быть любой: травма, врожденная болезнь, онкологическое заболевание. Срочность — главное, на что делают акцент. Буквально секунда — и время будет упущено. Платите — иначе будет поздно, и замешкавшиеся будут виноваты;
сбор ведется, но страницы сбора ВК нет под разными предлогами. ВКонтакте научились закрывать группы, где сборщики очень вольно обращались с документами и отчетами. К сожалению, многие соцсети пока еще учатся высокому искусству банить подозрительные сборы на своей площадке;
истеричная атмосфера в аккаунте, где ведется сбор. Это и эмоциональные описания от читателей, как они плакали, пока читали последние новости, и ошибки, и коллективное порицание несогласных. Эмоциональность — здесь вообще ключевая деталь, именно эмоции побуждают не думать рационально, а следовать заданиям админов групп: перечислить денежку, отписаться в обсуждении под постом, посмотреть на фотографию и пожелать всего доброго;
очевидны и многочисленны доказательства мучений больного. С одной стороны, фотографии страданий доказывают, что человек страдает и достоин помощи, а с другой — именно это и побуждает платить. Но пойдут ли деньги именно на улучшение качества жизни страдающего?
на вопросы помимо «Куда перечислить деньги» отвечают агрессивно. «Люди делом заняты, жизнь спасают, а вы тут с вопросами лезете». «Не хотите помогать — не мешайте хотя бы». «Вы черствый, от вас одни проблемы». Ну или просто «Бан»;
нет обоснований сборов. Нет счетов из зарубежных клиник, нет рекомендаций от врачей на лечение за рубежом. Это может быть и потому, что лечения не существует в принципе, и потому, что иностранные клиники не в курсе о желании пациента, и потому, что родственники пациента в курсе, что в России можно получить лечение, но против этого;
зацикленность на мистическом. Руководство запускает одни и те же трюки для поддержания активности: материализация мыслей о том, что все будет хорошо, каждый день скидывать по рублику в одно время и со светлыми мыслями. Хорошая идея, но доказательная медицина не оценит. Как и записи вроде «я верю, что несмотря на все прогнозы врачей, все будет хорошо». Верить — хорошо, но лучше, если честно, знать;
внушение чувства вины. «Прости нас, маленький ангелочек, мы тебя не уберегли», «перевела 1500 рублей, простите, что так мало (((», «переведу больше, как только получу алименты». Чувство вины как инструмент манипуляции — мощное оружие;
порицание врачей. Поскольку порицать врачей и одновременно собирать деньги на них — слишком сложно, позиция многих «токсиков» — виноваты врачи конкретной страны, области или учреждения. В ряде случаев это связано с мнением, что врачи уже «заранее хоронят», когда озвучивают неблагоприятный прогноз;
ребенку отказали в квоте. С точки зрения токсичных активистов — врачи экономят и покрывают друг друга. С точки зрения Минздрава — квот нет, а случай неизлечим. Истина — где-то посередине в каждом конкретном случае;
ребенку отказали в покровительстве большого и надежного Фонда. В больших фондах серьезно подходят к проверке документов, поэтому эта деталь должна скорее насторожить.
лечение планируется очень инновационное или экспериментальное. Клинические исследования для пациента бесплатны, инновационные — должны иметь какие-то публикации и исследования. В качестве проверенных площадок для таких материалов: Cochrane, Pubmed, FDA, RXlist;
сбор ведется на счета волонтеров. Доводы могут быть самыми разными, но эта деталь тоже должна скорее насторожить. Любые переводы на личные карты не являются пожертвованием и не обязывают владельца карты тратить деньги на цели, которые как бы декларируются в сборе;
документальная сторона трат и поступлений отсутствует. Самые надежные подтверждения — выписки из банка, счета из клиники, чеки. Но обычно «токсики» просто не заморачиваются;
активно собираются деньги «про запас». И это мало связано с тем, как чувствует себя пациент, сможет ли он дожить до времени окончания сборов или нового этапа лечения. Тенденция «ковать железо пока горячо» очень заметна;
видно, как вопросы грамотно переадресовываются. В основном это касается этапа завершения сборов и времени показывать отчеты: волонтеры кивают на родственников, родственники — на волонтеров. В итоге: море разборок, кто лучше всех помог, а в этой мутной воде не видно, что какая-то часть денег делась в неизвестном направлении.
Зависимость — сложный психологический механизм, замешанный и на гормонах, и на эмоциях, и на желании повторения того, что радует. Но что может радовать в ситуации сборов на лечение чужой боли?
Именно стремление помочь и понимание того, что ты можешь приблизить момент хэппи-энда. Руководству мошеннического сбора, конечно, важны не обещания и не перспективы, но сбор строится именно на привлечении тех, кто будет жертвовать.
В зависимость от стремления помочь попадают молодые женщины: они либо недавно родили (то есть тревожны и боятся детской боли в любом проявлении), либо пережили потерю и ищут в жизни смысл.
Ими движет безотчетный страх: что их ребенку станет плохо, что он заболеет, что семья разрушится, что мир рухнет… Они не могут в одиночку исправлять все ошибки, которые видят в мире, но финансирование сбора на милого малыша из Интернета дает им иллюзию того, что они меняют своей добротой весь мир. А вот это чувство очень приятно щекочет ощущением своей значимости как личности и чувством защищенности: поэтому такие женщины становятся амбассадорами сбора, своеобразными фанатичными пропагандистами, не требующими дивидендов и не замечающих несостыковок и непрозрачности сбора. Такие амбассадоры делают рассылки в соцсетях, пытаются втянуть в сбор своих родственников и друзей, негативно реагируют на заявления «Да ну, мошенники какие-то», плачут над фотографиями и платят, платят, платят.
Самое печальное здесь то, что семье, видящей, что недавно родившая родственница втянулась в тему токсичных сборов, легче нагрубить ей, а не записать к психологу, не поговорить пару часов о том, что тревожит и беспокоит, как жить с этим дальше. Послеродовая депрессия и тревожность — не то, что проходит от чашки какао и советов заняться делом.
Если деньги были переведены организаторам токсичного сбора, и жертвователь сомневается, что они помогут адресату, есть 24 часа на то, чтобы обратиться в банк и отменить операцию. Нужно также написать заявление с просьбой вернуть деньги, указав сумму, дату и номер счета. Если банк не помогает решать вопрос — прямая дорога в полицию возбуждать дело о мошенничестве.
К сожалению, профессиональные мошенники на доверии не дают раскусить себя за короткое время: нагнетается атмосфера «срочно платите, важна каждая секунда и каждая копейка», а на проверку деталей сбора нужно подчас слишком много сил, времени и желания.
Женщина, которая помогала тяжелобольному парню собирать деньги на лечение, в итоге разочаровалась в идее помощи ему и была вынуждена оправдываться и отвечать на вопросы о том, куда делись деньги. Путь от принятия до неприятия у нее занял несколько месяцев, и она была посвящена во многие скрытые детали — можно ли требовать с впервые увидевших какую-то тему сборов полного понимания ситуации? Конечно, нет.
Попытки вернуть деньги, потраченные на токсичную благотворительность, не заканчиваются в приемной банка или в полиции: может понадобиться заявление в суд, а поиски мошенников могут затянуться.
Выход здесь только один: не поддаваться истерике, не верить в муссирование «только срочно, только сейчас», не переводить деньги, не ознакомившись с документами.
Не отключать бдительность, увидев фразу «Я знаком с семьей лично, давайте поможем».
Помнить, что эпидемия токсичных сборов захлестнула рунет только из-за того, что добрые и помогающие люди часто не имеют времени и умения «раскручивать» сборы — или же им просто лень.
И важно понимать, что несмотря на все количество фальшивых сборов, на фонды мошенников и на несуществующих больных — здесь, в Интернете, есть люди, которым надо помочь.
Потому что помогать — это хорошо, это нужно и это правильно. Но обстоятельства требуют проверять, прежде чем доверять.
И это тоже правильно.